Причины происхождения Umlaut’а
I.
Для умлаута, т. е. регрессивной ассимиляции гласных, разделённых согласными (maniz > meniz > немецкое Männer, англ. men), вообще мыслимы, мне кажется, 2 фактора.
Один из них, но кажется в качестве единственного по его мнению, называл мне Л. В. Щерба.
Это ассимиляция гласным предшествующего согласного, а затем ассимиляция этим согласным предшествующего ему гласного.
Таков процесс выработки «переднего оттенка» а в рать, рати: i (i = ь или i = и слав.) смягчало предыдущее т (> t′): а путём частичной физиологической зависимости конца а (в рать, рати) от этого t′ (передачи конечному периоду данного а языкового уклада с поднятием средней части языка) образовался и данный комбинаторный оттенок фонемы (ударенного) а, акустически характеризуемый тоном ɛ—е—и даже i (—всё последовательно) своих конечных периодов (то же, конечно, при соседстве гласных со всякими другими палатализованными согласными s′, l′ и проч.)^<2>.
Эта фактическая эпентеза (rati > rat′i > rait′) осталась, впрочем, ещё физическим, а не психофонетическим явлением, т. е. не привела ещё к дивергенции представления гласного а как даже и ещё более сильная аберрация при влиянии палатализованного согласного ещё и спереди, в тятя = t′æt′a, тётя = t′оt′а — физически t′ɵt′a; данные æ, ɵ, не являются фонемами, а лишь комбинаторными вариантами или оттенками^<3>, как их называет Щерба, фонем а, о. Психически же закреплённые примеры эпентезы мы имеем в греческом: φαίνω < phanʹnʹo < *φαν-ιω (аналогичным образом αἴρω < αριω.
В дальнейшем же (ново-греческом) дифтонг /αι/. стягивается уже в /е/^<4>.
Подобное этому, по данной теории, нужно предполагать и в германском: *man-iz > man′iz > main′iz > mainiz > mɛniz (и далее немецк. mɛner = Männer, англ. mɛn = men, тогда как единственное число сохранило а — нем. Mann, англ. man = mæn).
Таково механическое объяснение умлаута эпентезой^<5>.
Сюда же относится и такое построение, как мнимый лабиальный умлаут, предполагаемый Шахматовым для перехода ′е (т. е. е с 2 предшествующим мягким согласным) в о перед следующим твёрдым, как, напр., в мёд = m′ot < m′od < m′edu.
Мысль Шахматова можно понимать так, что ŭ (ъ), исчезая, оставляло свой момент лабиализации на предшествующем согласном (d = udu?), который становился лабиализованным (sic), а затем сообщал свою лабиализацию предшествующему гласному (таким образом е, ь > о: мёд, пёс)^<6>.
Но, думаю, весь рассказ о лабиализованных согласных в русском (хотя для него и можно, казалось бы, использовать некоторый инструментальнофонетический материал из южных говоров) как о факторе перехода ʹе > ʹо — недоразумение, так как самый момент изменения состоит здесь не в губной, а язычной работе: процесс е > о — собственно е > Λ, и как таковой вполне соизмерим с аналогичными изменениями соответствующего долгого: полифтонга ′jɛ (ѣ) в ′ā: часъ < *ki ̮ɛsъ, польск. l′as < 1i ̮ɛsъ (ср. те же процессы в индийском: *kе > скр. са, te > ta, kē >сā, tē > tā).
Таким образом, при желании этот переход можно рассматривать лишь как умлаут язычной работы (d в m′ed, s в liɛs — твёрдые потому, что за ним шло ъ, и они сообщают характерный для „твёрдых" уклад предшествующему гласному), но не как губной¹ умлаут.
Лично у Щербы впечатление о нормальной роли эпентезы с передачей качества через согласный (затем согласный может утратить это качество, напр. палатализацию) сложилось, я позволяю себе думать, под влиянием ирландских примеров (с графическим, собственно, умлаутом гласных и разными категориями согласных): ech || equus, eich = ek′ || equi (genetiv)^<7>.

II.
Но допустимо видеть и другой фактор в создании умлаута, если взвесить факты из другого сорта — не индоевропейских языков — именно языков с сингармонистической структурой слова.
Я позволяю себе утверждать, что именно является типичным сосуществование гармонии гласных и умлаута в истории определённых (обладающих сингармонизмом, т. е. урало-алтайских) языков (хотя, казалось бы на первый взгляд, это диаметрально-противоположные явления).
Так мы находим умлаут в монгольских наречиях; как пример губного процесса укажу на nidun > nüdün > nüdn „глаз“²), (вообще же примеры в диссертациях А. В. Руднева^<8> passim) и в турецких.
В турецком умлаут наиболее характерен и играет роль морфологического приёма (в таранчинском at ‘лошадь’, eti ‘его лошадь’; а1 ‘возьми’, elip ‘взяв’, ata ‘отец’, atesi ‘его отец’;
из случаев губного умлаута: xotun < qatun ‘жена’)³.

Но есть случаи и в других (Radloff, Phon. ^<9>), как и в казак-киргизском æke < ata-ke, æрег < ab-ber < aluib-ber (в татарском æpir).
Для генетического объяснения умлаута мне кажется особенно показательным последний пример (ækе), взятый из языка со строжайше выдержанной язычной (палатальной) гармонией гласных.

Само сознание потребности в том, чтобы все гласные слова принадлежали или к категории задних, или же передних, — является фактором уодноображения и, следовательно, изменения одного гласного в угоду другому (как, например, в заимствуемых словах; арабское على дало поэтому в киргизской речи следующие варианты: алы, æli, qалы, gæli, غалы⁴, не считая литературной, «правильной», но сингармонистически неправильной формы ali).
Вопрос состоит только в том, какой из ряда гласных окажется языковому сознанию важнее и даст перевес характерному для него языковому укладу.

Вопреки нормальному и принципиально принятому в турецких языках господству гласных головной — лексической морфемы (что почти обезличивает вокалистическую характеристику суффиксов), в данном ækе⁵) оказался существенным вокализм (а также консонантизм — переднее k) частицы ke.

Допустим теперь, что в языке наступает эпоха перелома морфологического строя, для чего причиной может быть гибридизация с языком иного семейства.
При этом естественно ожидать разрушения „гармонии гласных“, как господствующего морфологического принципа, но часто фонетическая привычка к единообразному укладу всех гласных на протяжении слова,
можно думать, будет сказываться в нивеллировке вокализма чужеязычных комплексов — безразлично, приёмом ли прогрессивной или регрессивной ассимиляции⁶.
При последнем случае (умлауте) допустимо ожидать, что консервация чужеязычных суффиксов разовьёт вместо сингармонистического новый принцип морфологической альтернации (именно альтернации не в вокализме суффиксов, а в вокализме основ) — основанный на умлауте, как в германских: Mann | Männ-er, Bruder | Brüder и т. п.

Вот одна из причин, заставляющих меня гипотезировать о том, что подпочвой (не индоевропейской) для таких языков с богатством Umlaut’a, каковы германские, был язык урало-алтайского (финского?) типа с гармонией гласных⁷. Я вполне предвижу при этом, конечно, возражения в виде указаний на хронологическую удалённость явлений умлаута (большинства умлаутов) от до-индо-европейской почвы германских языков. Но парировать их, вернее пытаться согласовать с моим допущением чужого влияния, я предпочту уже в другой статье, где буду располагать большим местом: ибо тут нужно сказать и многое принципиально и по самим германским фактам.

Итак, при такого рода условиях образования Umlaut’a существенным фактором можно считать психический⁸ — Momentaler Sprung — в виде конвергенции крупных фонетических единиц: представлений слова, как рядов гласных; один из конвергентов, — это привычное (нормальное для словаря) представление определённого, напр., заднего, единообразного вокализма (частный случай u... ы... а... ы); другой конвергент — представление нарушенного единообразия вокализма, получаемое из чужеземного словаря (частный случай u... e... a... ы, т. е. ряд гласных, слышимых в русском «губернатор»).

Естественно, конечно, чтобы нормальное, опривычненное представление уподобило себе аномалию (зигзаг u.... е.... а.... ы); поэтому губернатор превращается в qubыrnattыr (Radloff, o. c. § 65: qubyrnattyr) с e > ы.
По терминологии теории конвергенций это будет, следовательно, конвергенция крупных фонетических величин (фонетических представлений слова), относящаяся к I-му типу конвергенций.
Итак, я полагаю, факты умлаута органически связаны с историей разложения сингармонизма.

Е. Поливанов
____________
¹ Появление лабиальной работы в е > о, как и вообще в Λ > o (в акающих говорах лишь под ударением) находит психофонетическое разъяснение без надобности во влиянии согласных.
² Сравни и корейское nun «глаз».
(Корейский я считаю в родстве с монгольским и след. в числе «алтайских» языков; гармония гласных существовала некогда и в корейском, на что указывают следы её даже в современном корейском спряжении).
³ Третий ряд упоминаемых Радловым (Phon. § 88) таранчинских Rückwirkungseinflüsse — verengender Einfluss принципиально отличен: мы сталкиваемся здесь не с ассимиляцией, а диссимиляций (ata, ati-lar ati-leri: < *ata-lar-), находящей близкую параллель в южно-японском: в Кюсюских говорах слоги ra, ro (а, о — самые устойчивые из гласных) переходят в ri (i — самый минимальный гласный в позиции после r, почему в него стекаются все другие гласные в условиях стремления к нулю; такую же роль такую же роль выполняет в таранчинском i), только если данный комплекс содержит три а или три о подряд: harakaku > har (i) kaku > (кумамотоское) har′kaku, откуда Нагасакск. haikaku, Сацумское haakaku (ассимилятивно); jama-kara > Кумамото kar′, Сац. –kaa: Accusat. -tokoro-ba > Кум. -tokor′ba, Наг. -tokoiba; kokorojasu-ka > Нагасакск. kokoijaska.
⁴ Три из этих вариантов уходят, конечно, за счёт трудности айн’а. Как курьёз укажу, что эти варианты Калы, Эли, Галы и т. д., бывает, служат разными именами братьев одной семьи.
⁵ Турецкое *ata-ka > ä(tä)ke вошло и в монгольский — в виде ециге «отец».
⁶ По этому поводу крайне важно высказанное Радловым, Phon. в §§ 65 (отметь уподобляющую функцию не первого, а ударенного гласного в русских заимствованиях: Аграфёна = ögröppönö и т. п.), 66, 68, 71, 73.
⁷ А не яфетические, как думают Марр и Браун. Но вопросу о яфетизмах в германском интересно отметить, что почти всюду, где удаётся гипотезировать «яфетические» этимологии в германском словаре, навязываются и финские параллели (не германизмы!), напр., к приводимым Марром (Яфетический Сборник) яфетическим соответствиям для нем. Klippe можно указать на старо-эстонское kald «берег».
Сходную по консонантизму — с финским подпочву для германских языков есть возможность допускать на основании Lautverschiebung: столкновение с монистическим (по гортанным работам) консонантизмом вывело из устойчивого равновесия индо-германское различие глухих и звонких, и вернуться к общефонетической норме этих различений не могут поэтому немецкие говоры до сего времени.
⁸ Роли физического фактора, как-то развития aiti < at-i в источнике таранчинского eti «его лошадь», я, конечно, не собираюсь отрицать (заметь, что через два согласных
влияние i не простирается: at-ni, см. Radloff o. c. § 82). Но улавливается появляющийся под регрессивным ассимилятивным влиянием оттенок (напр. ae в источнике кирг. äke) именно как однородный (в данном случае передний) с ассимилятивным звук (как фонема ä), именно благодаря существованию понятия однородности (переднего или же заднего уклада) в рядах гласных, т. е. благодаря сингармонизму.

Примечания
¹ Шмидт Александр Эдуардович (1871, Астрахань — 1938, Ташкент, в заключении).
В 1889 г. окончил 1-ю Тифлисскую классическую гимназию; в 1894 г. — арабскоперсидско-турецкое отделение Факультета восточных языков Санкт-Петербургского университета (ученик В. Р. Розена);
оставлен при университете «для подготовки к профессорскому званию»;
в 1896 г. сдал магистерский экзамен стажировался у западноевропейских востоковедов (И. Гольдциер, И. Карабачек, М. Я. Гуе).
Публиковался с 1897 г. В 1898 г. начал преподавать на Восточном факультете Санкт-Петербургского университета, в должности приват-доцента; одновременно работал инспектором Александровского лицея, а позже — секретарём редакции газеты «СанктПетербургские ведомости»;
в 1907–1920 гг. пом. библиотекаря, ст. библиотекарь, пом. директора Публичной библиотеки.
С 1 сентября 1917 г. экстраординарный профессор Петроградского университета.
В июле 1918 г. избран профессором и деканом историкофилологического факультета и одновременно преподавателем Восточного факультета Петроградского университета.
С 1 октября 1918 г. читал курс мусульманского права и исламоведения на этнолого-лингвистическом факультете Лазаревского института восточных языков в Москве.
С 1920 г. член Коллегии востоковедов при Азиатском музее АН.
С декабря 1925 г. чл.-кор. АН СССР по разряду вост. словесности отделения исторических наук и филологии (по представлению И. Ю. Крачковского, В. В. Бартольда и С. Ф. Ольденбурга).
С конца 1917 г. член Организационного Комитета по созданию Туркестанского государственного университета в Ташкенте. 17 января 1920 г. командирован в Ташкент в качестве зам. ректора ун-та (избран 31 авг. 1919 г.);
выехал 19/II 1920 г. с группой профессоров «для подготовки почвы к окончательной деятельности двух организационных групп — московской и ташкентской».
С конца 1920 г. до середины 1921 г. профессор и декан историко-филологического факультета Туркестанского университета.
В 1920–1922 гг. председатель Общества историко-филологических и социально-экономических наук при Туркестанском университете.
Член Научной комиссии по изучению быта коренного населения Туркестана (1920–1921);
пом. редактора журнала «Наука и просвещение» (Ташкент, 1922);
зам. председателя Государственного Учёного совета при Наркомпросе Туркестанской АССР (август 1922 — февраль 1923).
С апреля 1920 г. профессор, с декабря 1920 г. до середины 1921 г. ректор Восточного института (организован в Ташкенте одновременно с университетом, с 1924 г. Восточный факультет ТГУ);
до 1926 г. декан Восточного факультета Среднеазиатского государственного университета (САГУ); с сентября 1928 г. персональный пенсионер;
преподавал САГУ до 1930. В 1930 г. по решению коллегии ОГПУ в г. Ташкенте выслан в г. Алма-Ату. В 1938 г. арестован.
Умер в заключении 9 августа 1939 г. Похоронен в Ташкенте.
Литература: А. Э. Шмидт // Историография общественных наук в Узбекистане.
Биобиблиографические очерки. Сост. Б. В. Лунин. Ташкент, 1974; Люди и судьбы.
Биобиблиографический словарь востоковедов — жертв политического террора в советский период (1917—1991) / Изд. подготовили Я. В. Васильков, М. Ю. Сорокина СПб., 2003.

² Сходная трактовка умлаута принадлежит В. Шереру (Scherer W. Zur Geschichte der deutschen Sprache. Berlin, 1868), работы которого Л. В. Щерба мог не знать.
Объяснение умлаута как пошаговой ассимиляции вполне в духе взглядов Л. В. Щербы и его школы. Однако в работах Л. В. Щербы умлаут не рассматривается.
Ссылок на Л. В. Щербу нет ни в работах Л. Р. Зиндера и Т. В. Строевой «Историческая фонетика немецкого языка» (1965) и «Исторической морфологии немецкого языка» (1968),
ни в статье В. М. Жирмунского «Умлаут в английском языке по сравнению. с немецким» (1960).
Позднее палатализацию согласного как первую стадию умлаута рассматривали К. Луик (Luick K. Historische Grammatik der englischen Sprache. Vol. 1. Pt. 1. Stuttgart: Tauchnitz, 1914–1921, Pt. 2. Stuttgart: Tauchnitz, 1929–1940;
переиздание: Historische Grammatik der englischen Sprache. Mit dem nach den interlassenen Aufzeichnungen ausgearbeiteten zweiten Kapitel herausgegeben von Friedrich Wild und Herbert Koziol. Cambridge, Mass.: Harvard University Press. 1964),
Э. Роот (Rooth E. Zum i-Umlaut // Studia Neophilologica. 1940–41. Bd. 13. S. 103–117) и А. С. Либерман (Liberman A. Phonologization in Germanic: umlauts and vowel shifts // Antonsen E. H., Hock H. H. (eds.).
Stæfcræft. Studies in Germanic linguistics. Amsterdam studies in the theory and history of linguistic science. (Current issues in linguistic theory 79/) Amsterdam, Philadelphia: Johns Benjamins Publishing Company, 1991. P. 125–137).

³ Термин «оттенки» противопоставлен здесь «комбинаторным вариантам» — термину, используемому пражцами.

⁴ Фактически Е. Д. Поливанов описывает процесс «фонологизации аллофона». К идеи двух стадий изменения — аллофонической и фонемной — сформулированной У. Ф. Туодделлом в его знаменитой статье 1938-го года (Twaddell W. F. A note on Old High German Umlaut // Monatshefte für deutschen Unterricht. 1938. Vol. 30. P. 177–181), диахроническая фонология вернулась уже много позже, в 50–60-е гг. XX в.
(Penzl H. Zur Entstehung des i-Umlauts im Nordgermanischen // Arkiv för nordisk filologi. 1951. B. 66; Стеблин-Каменский М. И.
К вопросу о трёх периодах скандинавского умлаута на i // Вопросы грамматики. Сб. статей к 75-летию акад. И. И. Мещанинова. М.; Л., 1960;
Крупаткин Я. В. К аллофоническим реконструкциям // Вопросы языкознания. 1969. № 4. С. 435–444 и др.).

⁵ Идею эпентезы как одной из стадий умлаута рассматривали Б. Хессельман (Hesselman B. Omljud och brytning i de nordiska språken. Förstudier till en nordisk språkhistoria. Stockholm, 1945),
А. Кэмпбелл (Campbell A. Old English grammar. Oxford. 1959) и В. Аведык (Awedyk W. Palatal umlaut versus velar umlaut and breaking.
A comparative study of the palatalization and velarization of vowels in Germanic languages. (Seria Filologia Angielska Nr 7.) Poznań, 1975).

⁶ Прямой ссылки на Шахматова нет, но речь идёт, видимо о книге: Шахматов А. А. Очерк древнейшего периода истории русского языка. [Энциклопедия славянской филологии. Вып.11. I.] Пг., 1915.
(Раздел «Переход е, ь в ö, ь̈под влиянием следующей согласной», § 222–223, с. 133–136). (Указано М. Б. Поповым.)

⁷ Ср. «Основной способ обозначения палатализации в древнеирландском языке
состоит в употреблении -i- в качестве неполного гласного пред подвергшимся
воздействию согласным: др.-ирл. aile „другой“, /al′e/; boill „члены“, /bol′L′/; duine
„человек“, /duń/» (Льюис Г., Педерсен Х. Краткая сравнительная грамматика кельтских
языков. М.: Издательство иностранной литературы, 1954. С. 120.

⁸ Опечатка: А. Д. — Руднев Андрей Дмитриевич (1878–1958). Руднев А.Д. Материалы по говорам Восточной Монголии. СПб.: Типография Киршбаума, 1911.
⁹ W. Radloff. Phonetik der nordtürkischen Sprachen. Leipzig, 1883.